Часть четвертая. Почему останавливается сердце?
Часть третья. Почему останавливается сердце?
Часть вторая. Почему останавливается сердце?
Часть первая. Почему останавливается сердце?
Какие-то непонятные слова, складывающиеся в не менее непонятные фразы, как горох посыпались в операционной. Цифры Арбузову ни о чем не говорили, а вот некоторые непонятные, а поэтому и загадочные, он запомнил: «гайд», «индефлятор», «стент», «постдилятация».
Особенно ему понравились «гайд» и «индефлятор». Первым словом, решил Арбузов можно ругаться, а вторым… Вторым, пожалуй, можно похвалить кого-нибудь. От удовольствия он улыбнулся и не заметил, как сказал его вслух.
— Сейчас будет немного больно, — сказал вдруг хирург и, обращаясь к кому-то в сторону, добавил, — прибавьте кислород и скорость нитратов. К Арбузову подошла девушка, помогавшая перебраться с каталки на операционный стол, ее глаза улыбнулись и что-то подкрутив,
Арбузов почувствовал, как ручеек кислорода, по носовому катетеру забулькал веселее. Тотчас хирург стал что-то закручивавть и снова что-то уже знакомое заныло в груди. Казалось, что это ощущение уже не повториться, но вот те на! Грудь сдавило могучими тисками, ручеек кислорода не приносил облегчения, стало страшно. Арбузов застонал от отчаяния и нахлынувшей вдруг смертной тоски. В глазах стало темнеть, очертания предметов стали расплываться, губы будто закололо малюсенькими иголочками.
— Успокойтесь, пожалуйста, сейчас это пройдет, — донесся до него как через вату незнакомый голос. И действительно, спустя несколько мгновений тоска стала отступать, дышать становилось легче, появилась надежда на жизнь. «Точно! На жизнь! Как я до этого не понял, что надежда может быть только на жизнь. А ведь ничего вдруг не надо стало. Лишь бы жить», — с облегчением думал Арбузов, обливаясь потом.
— Заканчиваем. Звоните, пусть девочки приезжают. – это уже в сторону сказал хирург, и уже обращаясь к Арбузову, — Мы закончили. Этого пока хватит. Сейчас приедут из реанимации и Вас увезут. Я подойду к Вам позже.
— Спасибо, доктор, — сухие губы Арбузова со вздохом облегчения растянулись в жалкое подобие улыбки. Вдруг в глазах снова все поплыло, и страх смерти навалился с такой силой, что сперло дыхание. Арбузову казалось, что он закричал, но из его губ вырвался лишь хрип. Смертный хрип. Дальше он не видел и не слышал.
Все вокруг пришло в движение.
— Остановка сердца! Реанимация! Девочки, готовим контрапульсацию!
В изголовье уже вовсю шаманил анестезиолог, буквально за секунды установивший трубку в трахею и сейчас они с анестезисткой подключали аппарат искусственной вентиляции легких.
Один из хирургов, встав сбоку начал массаж сердца. Стерильная простыня в области паха была надорвана, и другой хирург без анестезии, наощупь, полоснув скальпелем, буквально воткнул в бедренную артерию какую-то трубку. Без толчка, как бы нехотя брызнула темная кровь. Хирург уверенно протолкнул трубку глубже, по направлению к животу.
— Пауза! Смотрим! — топнув ногой на педаль, он посмотрел на монитор. Подключаем контрапульс, мы на месте!
Тотчас подкатили какой-то прибор на колесиках, подсоединили, включили.
— Какой режим?
— Два к одному!
Новый прибор замигал огоньками, загудел и завздыхал в заданном режиме. Тут же зажужжала манжетка тонометра на плече Арбузова, нагнетая воздух. Пфу-у-х! – сказала она спустя минуту.
— Есть давление?
— Да! Семьдесят на тридцать. Пульс сто десять. Сатурация девяносто два. Ничего, восстановится.
— Уф-ф… Главное вернули. Всем спасибо! Звоним. Можно приезжать.
Снова приехала каталка, снова поездка по коридорам и снова палата с пищащими приборами.
Арбузов лежал не похожий на живого человека: за его легкие дышала машина, за его многострадальное сердце работала машина, его кровь была полна растворов, концентрация которых поддерживала его артериальное давление.
К концу вторых суток он стал приходить в себя. Открыл глаза. Вокруг все было мутным. Была жутчайшая слабость, голова кружилась, хотелось пить. Сновали вокруг медицинские сестры, что-то иногда кололи в вену. Он понимал, что в какой-то момент что-то пошло не так. В забытьи прошла ночь. Все смешалось и явь и навь, кто-то приходил и уходил. Жужжали и гудели какие-то приборы.
На следующий день убрали трубку из горла, дышать сразу стало легче. Трубочка в паху, как потом выяснилось, задававшая поддержку его измученному сердцу, называлась баллон контрапульсатора, была удалена на четвертый день. К этому моменту артериальное давление не нуждалось в поддержке специальными растворами. Еще через день Арбузову разрешили присаживаться в постели. В первый раз предательски закружилась голова и ему стало дурно. Стоявшая рядышком медсестра тотчас помогла лечь. Голова шла кругом. Арбузов плохо соображал, и дурнота не проходила, его даже вырвало. Тут же подбежала нянечка, обтерла его рот, лицо, грудь.
— Ну, что ты? Что ты: — приговаривала она, — на-ко, попей, милай. Попей. Может легше будет.
Арбузов благодарно улыбнулся в ответ, на слова сил не было.
Еще через день, убедившись, что приступы не повторяются. его перевели в общую палату. Ну как общую, палата была двухместная, как и большинство в отделении. Лечащим врачом оказалась все та же миловидная женщина, которая его принимала, она, как оказалась, была и заведующей отделением. В этот же день ему провели ультразвуковое исследование сердца. И, как объяснила заведующая, борьба за жизнь его одной лишь недавней операцией, незакончена. Помимо критического сужения артерий. питающих сердце, его полости расширены. А недавно приключившийся инфаркт миокарда, истончил переднюю стенку сердца. Тогда прозвучало новое слово в его жизни «аневризма». То, что это опасно, Арбузов догадался сам. Слово «аневризма» было созвучно слову «бездна». «Господи, что за напасть такая! За что мне испытания даешь такие?» — стал падать духом борец. Спал Арбузов в эту ночь плохо: снились кошмары, снился цирк. Под утро ему приснилась мама. Она была молодой, красивой. Подошла к нему, улыбнулась и поцеловав в лоб, нежно приободрила: «Ты – сильный и смелый! Борись!». Остаток сна Арбузов проспал как младенец..
Со следующего дня пришла совсем юная девушка, представилась инструктором лечебной физкультуры и стала заниматься с ним каждый день. Сначала они ходили по палате: она, поддерживая под руку, и он, по началу, зажатый от страха, пытавшийся второй рукой опереться на стену, шаркающей, непослушной походкой, доходил до двери и обратно. Садился на кровать и отдувался как самовар. Девушка как могла ободряла. Настал день, когда они привычно дойдя до двери, не развернулись. Инструктор толкнула дверь палаты и улыбнувшись потянула Арбузова в коридор. Это был его «Парад Алле»! Арбузов чувствовал себя Победителем!
С уважением – руководитель Регионального сосудистого центра Андрей Леонидович Пигалин.
