Женщина рассказала, как стала заложницей брака, после которого пришлось делить жилплощадь с человеком, который когда-то был роднее всех.
Тишина в квартире висела тяжко, как перед бурей. Мой муж Максим переводил дыхание, пока я смотрела на полки, на которые мы когда-то расставляли книги, будучи очень счастливыми.
«Собери вещи и уходи! Эта квартира после развода моя! Ты здесь никто!», — крикнул мне Макс после очередной ссоры.
Я слушала это и почему-то чувствовала тотальное спокойствие. Он не знал, как меня разозлить и крикнул прямо в лицо: «Выметайся!». А я ничего умнее не придумала, как улыбнуться в ответ. В его взгляде прослеживалось полное непонимание и даже нотка страха.
«Чему ты улыбаешься?», — заорал он.
Я улыбалась, потому что его попытка унизить меня и испугать лишением крыши над головой ни к чему не приводила. Броня, которую я выковала годами, была непроницаемой.
«Я просто улыбаюсь, Максим. Потому что ты наконец-то вслух сказал все то, что думаешь», — ответила я.
Он продолжил смотреть на меня, придумывая, что бы такого едкого кинуть в довесок.
«Максим, сходи к своей сестре и обсуди то, что тебе вовсе не принадлежит. Знай, что крепость превратится в осколки», — уверенно сказала я Максиму.
Я решила уйти на время из дома, сохранив при себе тайну, которую никто не знал. Дело в том, что квартира нам досталась от Петра Сергеевича. Это отец Максима, мой свекр, который принял меня в семью и полюбил меня как собственную дочь. Сама я выросла в детском доме и мне всегда хотелось назвать кого-то «папой».
Помню наш первый совместный ужин. Максим, тогда еще только мой жених, нервничал, пытаясь шутить и казаться развязным. Ольга, его сестра, сидела с холодным, изучающим взглядом, оценивая мою недорогую одежду и манеры. Петр Сергеевич молча наблюдал, будто понимая, что я чувствую.
Он видел, как его сын стремится лишь к внешним атрибутам успеха. Видел и холодный расчет дочери. Я была единственной, кто проводил с ним много времени и разделял все душевные невзгоды.
Однажды Петр Сергеевич наклонился ко мне, это было незадолго до смерти, и сказал: «Алина, я все вижу и все сделаю по справедливости. И если что… я все переделываю. Чтобы было по справедливости».
Вспомнив это, я пошла на прогулку, чтобы остыть и заглянула в гости к подруге Кате. Она взволнованно сказала мне: «Алина, тебя же оставят без всего, давай что-то думать». Я снова улыбнулась в ответ и сказала: «Я знаю то, что никто не знает».
«Мне нужен хороший юрист, Кать. Не тот, что делит то, что лежит на поверхности. А тот, кто умеет искать тайники», — сказала я своей подруге.
Потом я вернулась домой, дверь была открыта и я вижу следующую сцену: Оля, сестра его, ходит из стороны в сторону и говорит: «Ну что, успокоился, Макс? Что мы теперь будем делать?».
«Выскочка твоя Алина, задобрила нашего папашу и втерлась в доверие», — говорит Ольга, мне было плохо слышно, но я разобрала слова.
«Я уверен, что квартира полностью наша, а от Алинки мы избавимся», — ответил Максим своей сестре.
«Она явно что-то знает», — прошептала Ольга.
Тут дверь приоткрылась от сквозняка и я решила уверенно зайти в дом.
«Явилась? Забирай свои тряпки и проваливай», — с ходу начала Ольга.
«Да, да, конечно, я только за вещами», — ответила я.
«Проваливай, милочка и помни, что тебе тут ни метра не светит», — кинула вслед Ольга.
«Ну, удачи», — улыбнувшись, ответила я.
Собирая вещи, я притормозила у тех самых полок с книгами. Решила забрать свои и те, что любил перечитывать Петр Сергеевич. Ольге с Максимом было не до книг.
Перебирая книги я почувствовала, что любимая книга Петра лежит с закладкой. Сердце застучало сильнее. Я подумала, что может здесь лежит ответ на его таинственное «все будет по справедливости».
В итоге, я нахожу бумажку с надписью: «Сберкасса № 174. Ячейка 12». Быстрее положила в карман, пока никто не заметил, и ушла.
Оказалось, что там лежали не деньги, а доверенность на мое имя по дальнейшему распоряжению имуществом. Я не понимала, как можно было доверить это мне, чужой по крови. Однако отступать было нельзя, теперь я сама за себя.
Затем мы встретились у нотариуса. Эти двое подозрительно смотрели на меня, не понимая, какие у меня вообще могут быть права.
«Делим пополам? Квартиру продаем, деньги пополам. Я уже присмотрел себе новую машину», — пробормотал Макс.
Ольга едва заметно улыбнулась, ее губы изогнулись в тонкую, превосходную черточку.
«Не торопись, братец. Сначала получим документы на руки. А там видно будет. Тебе ведь всегда было сложно разбираться в цифрах. Я помогу», — ответила Ольга.
«Итак, последняя воля Петра Сергеевича Орлова. Завещаю свою трехкомнатную квартиру по адресу… а также денежные вклады в банке «Восток» в равных долях моим детям: Максиму Петровичу Орлову и Ольге Петровне Орловой при условии, что их браки продлятся не менее пяти лет с момента моей смерти», — сказала нотариус.
Воздух в кабинете застыл. Максим замер, не веря своим ушам.
«Что?!», — взволнованно, побледнев, возразил Максим.
«В случае расторжения брака ранее указанного срока по инициативе или вине моего ребенка право на указанную долю наследства он утрачивает. Утраченная доля переходит к другому моему ребенку», — закончила юрист.
«Значит, твоя доля переходит ко мне», — тихонько прошептала Оля.
Максим завопил, судорожно покинул кабинет, чтобы покурить. Потом вернулся и сказал: «Четыре года я тебя терпел, чтобы лишиться всего? Это ты его надоумила так сделать?», — крикнул он, глядя мне в глаза.
«Завещание было составлено наследодателем лично, в полном сознании и без какого-либо давления», — парировала нотариус, оставаясь невозмутимой.
Максим остался стоять посреди кабинета, смотря вслед своей сестре. Он чувствовал себя полным идиотом. Его использовали. Его обвели вокруг пальца. Сначала отец, теперь сестра. И где-то там, за пределами этого кабинета, была Алина, которая с самого начала все это знала. И которая просто улыбалась.
Вот так одна тайна оказалась козырем в рукаве.
«А мне чужого никогда и не надо было», — сказала я и ушла.
