Невестка едва не пострадала от навязчивого вмешательства агрессивной свекрови, которая решила распоряжаться чужой квартирой, будто бы своей собственной. Поставить маму мужа на место удалось только благодаря документам.
Людмила Петровна размахивала листком с карандашными пометками, уверенно распределяя, кто и в какой комнате теперь будет жить. Не имея ни малейших прав, она начала раздавать пространство моего дома своим детям. Пришлось подключить мужа — её же сына.
— «Марине — спальня с балконом, она любит солнце!» — громко объявляла она, будто проводила семейный совет.
Дима, мой муж, лишь молча стоял у окна. Пару часов назад мы ждали гостей, чтобы отметить его повышение. Всё шло прекрасно, пока свекровь не начала делить мою квартиру.
— «Димочка, наконец-то ты добился своего», — сказала она, держа бокал и оценивающе глядя на меня.
При этом она постоянно говорила «мы живём», хотя сама была прописана в своей однушке, в которой почти не появлялась. Последние месяцы она проводила у нас больше времени, чем дома, и меня это, мягко говоря, раздражало.
— «Мам, хватит. Это не твоя квартира», — осторожно произнёс Дима.
— «Конечно, она теперь твоя», — прищурившись, ответила она сыну, даже не посмотрев в мою сторону.
Она уверяла, что «главное — всё правильно оформить». Людмила Петровна ходила по дому так, будто являлась хозяйкой. Хотя квартира целиком принадлежала мне — отцовское наследство.
— «Надо думать о будущем. Крупные активы должны быть на мужчине. Так надёжнее», — продолжала она поучать.
Я спокойно сказала, что никакого переоформления не будет. Глаза свекрови моментально округлились.
— «Ты что, не доверяешь своему мужу?»
Дима молчал, и это молчание было громче любого крика. Она пыталась втянуть его в спор, но он был слишком уставшим, чтобы подыгрывать.
— «Боишься, что мой Дима окажется умнее тебя?» — не унималась Людмила Петровна.
На следующий день она явилась ко мне с папкой, где лежали бумаги с чертежами моей квартиры.
— «Вы ошиблись адресом. Ваши планы не подходят к этим стенам», — сказала я спокойно, но твёрдо.
Она уверяла, что квартира «не совсем моя», пока я не достала документы и не показала, что каждый метр действительно принадлежит мне. В ответ она стала шептать Диме:
— «Этого не может быть. Мы всё равно впишем тебя».
Дима смотрел на меня — и впервые по-настоящему осознавал, что его мать здесь лишь гостья. Когда за ней щёлкнул замок, в квартире наступила тишина, похожая на конец долгой битвы.
Позже выяснилось, что она даже нотариуса привела — чтобы «быстрее оформить» Диму в моей квартире. Уже потом нотариус признался шёпотом, что Людмила Петровна собиралась вписать и себя в долю.
Когда дверь закрылась за ней окончательно, Дима тихо сказал:
— «Я живу в твоей квартире. Я позволил ей вмешиваться. Прости меня».
— «Ты должен выбрать нас. Меня. Нашу семью», — ответила я.
Мы стояли посреди гостиной — уставшие, опустошённые, но с ясным пониманием: побеждает тот, кто защищает своё. И эта победа стоила каждой капли нашей усталости.
