Доктор Пигалин продолжает на МедиаПотоке свою «ненаписанную главу» о том, как лечили бы деда Щукаря современные медики.
— В продолжение своих рассуждений об инсульте, поразившем деда Щукаря, как врач-хирург, я задался вопросом, а что стало бы с дедом сегодня? Как можно было повлиять на его здоровье, а стало быть, и его судьбу? Давайте поразмышляем вместе. Для этого я осмелюсь как бы перекинуть судьбу этого литературного героя на будни сегодняшние.
Только прошу не закидывать меня тапками раньше времени, ибо ставлю задачу не подражать Шолохову, а показать обывателю, как происходит лечение больного инсультом. Очень прошу отнестись к публикации не как к рекламе, а как информации для расширения вашего кругозора.
Итак, первое, что делает жена Щукаря, видя, что старика перекосило, это вызов «скорой». Учитывая то обстоятельство, что хутор Гремячий Лог, предположительно, находится на севере Ростовской области, машина «скорой» везет Щукаря в первичное сосудистое отделение. На северо-западе Ростовской области, таковое развернуто в Каменске-Шахтинском.
Деду, как любому болезному с инсультом, выполняется компьютерная томография головы. Далее есть одна интересная заковыка. Если счастье деду действительно «улыбнулось», и путь от начала инсульта до поступления в больницу уложится в «золотые» четыре с половиною часа, то вкатят болезному в вену препарат, растворяющий кровяной сгусток. И вот тогда назавтра есть огроменный шанс проснуться без, как он говорит, «паралика». И рука, и нога, и речь — восстановятся.
А с утра повезут Щукаря в маленький кабинет с зашторенным окном, где, чавкнув гелем из пластикового бутылька, поводят по шее датчиком и скажут, дескать, по УЗИ у Вас, уважаемый дедушка, есть сужение артерии, питающей головной мозг.
Сужение сильное, и оставшийся просвет в сонной артерии, скажем, не более размера спичечной головки, которой ты, болезный дедушка, чиркаешь, чтобы прикурить свою вонючую самокрутку.
Глянет, подслеповато щурясь, дед Щукарь на экран аппарата УЗИ, где доктор терпеливо будет ему показывать на место сужения в сонной, будь она неладна, артерии. И ещё выбор дадут Щукарю, но небогатый: либо лечь на операционный стол, либо доживать свой век, как и сколько Господь ему на душу положит. И сильно будет думать Щукарь…
И остаток дня, и ночь тоже думать будет. О многом придется думать: и о том, как жил, и том, как будет жить его старуха уже без него. И больше всего его будет страшить не бледная будущность, а страх повторения приступа. Вчера, в первый раз он ощутил свою беспомощность. Даже в далеком голодном и сопливом детстве он не чувствовал себя настолько слабым и незащищенным.
А тут, р-раз, и наполовину обезножил и обезручил! И сказать-то ничего не получается толком, мычание вместо слов всё какое-то, словно не конюх он колхозный, а бычок-первогодка. И совсем тоскливо от дум этих делается…
А поутру подойдет к Щукарю немолодая, но улыбчивая, в наглаженном халате, докторица и спросит его, что, мол, надумал, дорогой ты наш и всеми любимый дедушка? И вздохнув горестно, словно выторговывая отсрочку, Щукарь согласится на операцию.
В ожидании пройдет пару недель, и переведут Щукаря в Ростовскую больницу (такие операции абы в какой больничке не делают!). Понурый, подавленный, хоть и на своих ногах, Щукарь будет дожидаться дня операции…
Вечером, накануне подойдет к нему врач, который наркозом в больнице заведует, поболтает с ним о том, о сем, поспрашивает про хвори, что случались с ним, про то, много ли он «закладывает за воротник», расскажет пару прибауток и, совсем по-дружески похлопав по плечу, успокоит фразой, мол, не бойся, прорвемся!
И будет спать Щукарь ночь перед операцией мирно и тихо, мужественно приняв вызов своей судьбы. Что помогло тогда успокоиться: то ли накопившаяся усталость от ожидания, то ли хитрая таблеточка? Кто ж теперь разберет…
С уважением – руководитель Регионального сосудистого центра Андрей Леонидович Пигалин. Окончание следует.
